Девятого августа скончался замечательный философ Валерий Подорога. Я узнал об этом наутро из телефонного разговора, когда еще молчал интернет, откуда в последнее время мы все чаще узнаем о смерти людей, даже друзей. Через несколько часов появились некрологи, воспоминания и все необходимые в таком случае слова о великом философе, а я и сейчас не знаю, что сказать, кроме слов поддержки его жене Люде и их детям – Юле и Боре.

Мне трудно говорить, поскольку, несмотря на тридцать лет, в течение которых я общался с Валерием Подорогой, несмотря на то что он был моим научным руководителем и именно тем человеком, который заразил меня любовью к философии, мы не были дружны и не были близки. Более того, наши взгляды на многие вещи расходились кардинально. Однако когда я узнал, что Валерия больше нет, возникло ощущение пустоты и печали. Это тот случай, когда само присутствие живого человека, пусть отдаленное, имеет большое значение. Это тот случай, когда важен его новый текст, даже если ты споришь с ним (или: именно потому, что ты споришь с ним). Это тот случай, когда ты понимаешь, что этот человек – просто большая часть твоей собственной жизни.

Думаю, нечто похожее чувствуют многие, кто общался и работал с Валерием Подорогой.

Когда в конце 1989-го я впервые попал на лекцию Валерия, то был просто заворожен. Он говорил тихим голосом, почти без интонаций, но возникало ощущение значимости каждого слова. За каждым словом ощущалась работа и размышление, превращавшие известные тексты философии и литературы в нечто тебе незнакомое, странное.

Для него «остранение» было не литературным приемом (как у русских формалистов), а методом, способом философствования. Фактически своими хитроумными анализами разнообразных текстов культуры (от Декарта до Эйзенштейна, от Хайдеггера до обэриутов) он продемонстрировал как никто другой, что формалистическая поэтика или философская феноменология – лишь части более обширного пространства, которое он сам называл «аналитической антропологией». Он создавал ее, чтобы показать, как возможно мыслить в мире, где оснований для классической рефлексии уже почти не осталось, где господствует массовая культура и бесчеловечная политическая анастезия.

Валерий Подорога – один из последних романтиков философской рефлексии и верности интеллектуальному труду, который при этом понимал, насколько такая позиция непопулярна и уязвима. Его книги трудны, поскольку в них не только идеи, но и след титанического усилия удержать философский способ говорить и мыслить. Его книги трудны, но они остались. С его идеями можно по-прежнему спорить. Но его самого уже нет. Он больше не скажет при встрече те редкие слова поддержки, которые нужны почему-то именно в этот момент. Он больше не произнесет на семинаре те пару фраз, которые все расставят на свои места. Его отсутствие невосполнимо.